Термином «фонестема» пользуется позже и Фред Хаусхоулдер,
определяя его как «фонему или комплекс фонем, общий для группы
слов и имеющий общий элемент значения или функцию» [3, 83-84].
При этом автор оговаривает, что слова могут быть этимологически не
связаны.

Пересматривая традиционное понимание морфемы, Дуайт
Болинджер отводит начальным и конечным консонантным группам
роль «аффективных морфем», или «фонестем». Однако, по его
мнению, граница между общепринятым понятием «морфемы» и
«субморфемным дифференциалом» (т.е. значимой частью морфемы)
является расплывчатой.

Ханс Марчанд определяет начальные фонемы или комплексы
фонем как «символы», способные порождать новые наименования.
При этом он уделяет внимание как начальным, так и конечным
звукосочетаниям.

Мысль о семантическом статусе частей корневой морфемы
возникала и у таких видных теоретиков американской лингвистики,
как Леонард Блумфилд, который назвал начальные консонантные
сочетания «корнеобразующими морфемами», и Бенджамин Ли
Уорф, называвший их «корневым ядром».

Интересную трактовку начального консонантного звукосочетания
предлагает Роджер Уэскотт. Ученый считает, что лабио-велярные
фонемы являются «иконическими сигналами», тогда как консонантные
сегменты выступают в качестве «символических сигналов» и имеют
статус морфем. В доказательство приводятся этимологии конечных
сегментов -rd в слове lord и -ld в слове world. Первый является
вариантом самостоятельной полной формы ward, а второй - вариантом
лексических форм old и eld.

В отечественном языкознании изучением начальных консонантных звукосочетаний впервые занялся В.В. Левицкий. Он провел статистический анализ их семантико-фонетических связей в английском и в немецком языках. Результаты проведенного исследования позволили автору утверждать, что «почти все двух- или трехфонемные сочетания в начале корня в английском языке связаны с
определенным значением или определенным кругом значений».
Например, сочетанию br- в английском языке приписываются такие
ЛСГ, как «ломать, хрупкий», «ссора, грубый», «веселый, живой, храб-
рый».

Исследованию этого же звукосочетания, только во французском
языке, посвящена статья А.Б. Михалёва. Автор установил, что из
160 br-лексем 154 образуют семантическое пространство,
составленное взаимосвязанными семантическими полями. В качестве
центра условно выделяется значение «Рука», как по объему лексики,
так и по количеству связей – прямых и опосредованных – с
различными полями данного семантического пространства: «Рука» –
«Действие рукой» / «Деятельностъ»; «Борьба», «Разрушение»,
«Связывание». «Рука» – «Инструмент» – «Острый»/«Резкий».
«Разрушение» – «Огонь», «Малость» – «Уничижительность». «Огонь»
–«Сгораемые материалы», «Свечение», «Пар».

Можно спорить о характере связей между полями и о названии
некоторых полей, однако, несомненным остается сам принцип
системной организации плана содержания у начального консонантного
звукосочетания. Это подтверждается в монографии А.Б. Михалёва
«Теория фоносемантического поля», где автор показывает два
возможных подхода изучения семантики консонантных
звукокомплексов: синхронический, приведенный выше, и
диахронический. С точки зрения диахронического подхода «следует
отталкиваться от факта генетической конгруэнтности формы и
значения», т.е. исходить из принципа первичности
звукоизобразительности. Поэтому, прежде всего, нужно обратить
внимание на слова, обозначающие или коннотирующие звуковые
проявления и/или отражающие синестемические (термин
С.В. Воронина: синестезические + эмоциональные) соответствия.
В своей кандидатской диссертации Н.Л. Львова поводит
психолингвистическое и фоносемантическое исследование английских
консонантных звукокомплексов и этимологический анализ лексики с
начальными сочетаниями согласных. В качестве
психолингвистического эксперимента был избран метод
семантического дифференциала Ч. Осгуда. В эксперименте
применялись 6 шкал с пятью значениями, по которым оценивались все
звукокомплексы: сила, оценка, активность, ровность, жесткость,
размер . В результате исследования автор делает вывод о том, что сочета-
ния, в составе которых есть одинаковые фонетические единицы (напр.,
bl-, kl-, fl-, gl-, pl-, sl- и br-, kr-, fr-, gr-, spr-, str-, tr-), характеризуются семантическими качествами. Так, все перечисленные
сочетания с элементом l оцениваются как «слабые», «приятные» и
«маленькие» (кроме gl-), в то время как сочетания с элементом r вос-
принимаются как «сильные» и в большинстве случаев «неприятные»,
«быстрые», «жестокие» и «большие».

Рассматривая диахроническую сторону процесса наращивания
состава лексики вокруг тождественного начального или конечного
звукосочетания, исследователи исходят либо из принципа
«прототипичного слова-образца», дающего стимул для образования
аналогичных по форме и семантике слов, либо из принципа
«первичной звукоизобразительности» самих компонентов
звукосочетания.

Г. Дэйвнис относит субморфемные образования
(промежуточные единицы между морфемами и фонемами) ко
«вторичным ассоциациям». Вторичные ассоциации происходят по
одному из двух сценариев. Первый развивается в диахроническом
процессе семантической или фонологической редукции. В данном
процессе морфема уменьшается в распространенности или
частотности встречаемости, что иногда ведет к полной утрате ее
продуктивности. По этому сценарию некогда существовавшая
морфема деморфологизируется и превращается в кластер из
незначимых фонем, срастаясь с лексической единицей, с которой эта
морфема ранее сочеталась. Однако эффект вторичной ассоциации
может возникать и после свертывания морфемы, как, например, в
случае с фонемным кластером glV-, несущим значение «неподвижный
свет» в словах glint, glimmer, glow, gleam и др. Этот кластер
происходит от индоевропейского корня *gel- «блестящий», а
английские рефлексы, восходящие к этому корню, являются, таким
образЭо.м А, нодсетратскоанм [и1 р4а] нгеоев пороидт уок т«ипврнаовйи млаохр фкеомнысп. ирации» (conspiracy
rules), которые управляют как семантическими, так и фонетическими
изменениями в языке. Он приводит примеры такой «конспирации» из
исследования О. Есперсена, где последний доказывает на
историческом материале символическую силу звука [i],
ассоциируемого с «малостью». Примером фонетических изменений
под давлением «конспирации» может служить слово little «маленький»
(< др.- англ. lytel), где гласный высокого подъема и заднего ряда
поменял свой ряд на передний, по всей вероятности, из-за все той же
устойчивой ассоциации звука [i] с «малостью».
П. Садовски, исследуя звукоизобразительные свойства анг-
лийской фонестемы gl- в диахронической перспективе, основывает
семантическую классификацию на презумпции не-произвольной связи
между формой лингвистического знака и его значением, что коренится
в самом генезисе языка. Он расщепляет фонестему gl- на два состав-
ляющих звука и приводит семантические интерпретации каждого из
них. Ученый считает, что комбинация резкого начального звука и
«легкого», «мягкого» движения в кластере gl- идеально подошла для
звукосимволического обозначения нематериального свечения, исхо-
дящего из своего источника. П. Садовски не только выделяет отдель-
ные семантические поля, но и видит связь между ними в виде системы,
ядром которой является значение «Свет», наиболее продуктивное по
количеству лексем.
Говоря о семантической значимости фонестем, следует различать
субъективный и объективный звуковой символизм. Последний
изучается на основе анализа словарных значений единиц с общими
формальными показателями и поиска определенных семантических
инвариантов – гиперсем. Именно такой подход применяется в нашей
работе. Субъективный звукосимволизм выясняется вследствие
психолингвистических экспериментов, стремящихся выявить общие
тенденции восприятия звуков и звукосочетаний. Основные методики
постановки экспериментов в основном сводятся к двум: методу
«семантического дифференциала» и методу «подбора».
В первом случае испытуемым предъявляются искусственные слова:
если большинство испытуемых одинаково оценивает эти слова-
стимулы, то принято считать, что звуковой символизм существует. Во
втором случае испытуемым предъявляются слова, взятые из
естественных языков. Принято считать, что если испытуемые угадают
значения не известных им звучаний, опираясь на значения и звучания
слов родного языка, то это свидетельствует о существовании
звукосимволизма. Такие исследования проводились в основном для
выяснения символических возможностей отдельных звуков.
Интересный психолингвистический эксперимент поставил А.Б. Ми-
халёв с целью проверить данные в области объективного
звукосимволизма br- и bl-, предварительно полученные в результате
словарного исследования. Использовав методику
искусственных слов, он предлагал франкоязычным испытуемым выбор
из br- или bl-слов для называния предметов, изображенных на различных
экзотических репродукциях. Проведя признаковый анализ полученных
двух противопоставленных списков, А.Б. Михалёв приходит к заклю-
чению, что предпочтение, отдаваемое той или иной форме (BR- или
BL-), в целом оказалось соответствующим полученным ранее резуль-
татам.

М. Магнус применяет два типа эксперимента, основанных на
распознавании и образовании испытуемыми неологизмов. Первый ме-
тод тестирует знание фонестем путем предъявления испытуемым де-
финиций для несуществующих слов и задания изобрести новые слова
для этих дефиниций. В исследовании М. Магнус для изобретения но-
вых слов испытуемые были склонны использовать фонестемы своего
языка. Второй тип эксперимента проверял использование фонестем
при восприятии новых слов. Испытуемым было предложено искусст-
венное слово, которому они должны были дать дефиницию. В этот раз
снова ответы были такими, как будто они употребляли фонестемы.
Магнус интерпретирует свои результаты как свидетельство того, что
пользователи языка воспринимают отдельные фонемы или сочетания
фонем как наделенные значением.
К такому же выводу, но на основе дистрибутивного подхода,
приходит и Б. Джозеф в отношении греческой фонемы /ts/.
А. Абелин добавляет к этому предположение, что чем более
распространена фонестема среди слов с общей фонологической
формой, тем более вероятность того, что испытуемые оценивают
неологизмы, придерживаясь значения этой фонестемы.

Бенджамин Берген пытается выяснить, каков психологический статус фонестем в восприятии пользователей языка, и находит, что лучшим методом для разъяснения этих вопросов является «прайминг»-метод (priming), впервые примененный С.Кемпли и Дж.Мортоном и обобщенный Э.Дрюс. Морфологический прайминг – это ускорение или замедление ментального доступа к слову-мишени на основе некоторого предварительного (prime) слова, предъявленного ранее. Большое количество исследований морфологического прайминга обнаружили структуры, характерные только для морфологически родственных предварительных слов и слов-мишеней, но отсутствующие в неродственных словах. Это различие между эффектом морфологического прайминга, с одной стороны, и известными эффектами фонологического и семантического прайминга, с другой, послужило основанием считать морфемы психологической реальностью. Аналогичным образом можно предположить, что если фонестемы имеют когнитивный статус, то они обнаружат прайминг-эффекты, отличающиеся от показаний, которые демонстрируют слова без фонестем.

В качестве стимулов испытуемым были представлены 50 пар слов, распределяющихся по пяти категориям. В первой категории предварительное слово и слово-мишень имели одинаковый фонологический признак (всегда начальный комплекс) и общий семантический признак, такой как «нос» или «свет» (напр., glitter : glow). Во второй категории прайм и мишень были схожими только по фонологическому признаку (всегда по начальному), напр., druid и drip.В третьей категории прайм и мишень имеют только определенную семантическую общность, напр., cord и rope. В четвертую категорию отнесены псевдофонестемы, т.е. пары слов, имеющих и сходную фонетическую форму, и семантику, однако крайне малочисленные (обычно не больше двух слов), напр., crony и crook. Наконец, для сравнения, в пятой категории пары слов не имеют ничего общего ни по форме, ни по значению, напр., frill и barn.

Результаты эксперимента распределились следующим образом. Наиболее короткое среднее время реакции было показано в случае прайминга первой категории (фонестемы), а именно на 59 мсек быстрее случая 5-й категории (отсутствие формального и семантического сходства), которая определяется как основание. Для сравнения, скорость реакции в случае семантического, но не формального сходства превышает последнюю на 23 мсек. Наоборот, скорость реакции в случае только формального сходства (вторая категория) оказалась несколько медленнее категории-основания (на 3 мсек). Другими словами, распознавание слов-мишеней происходит быстрее у фонестемически связанных слов, чем у слов, сходных только по форме или только по значению. Тем не менее, для объяснения фонестемического прайминга не достаточно только сходства форм, и значений. Для сравнения, в случае псевдофонестем, т.е. слов со сходной формой и значением, но очень немногочисленных в лексиконе, реакция оказалась всего лишь на 7 мсек быстрее основания. Это различие указывает на то, что статистически превалирующие формально-семантические единства вызывают более быстрые реакции, чем статистически одинокие аналогичные образования.

Получив данные выводы, Б.Берген предполагает, что лидерство фонестем в скорости реакции обязано тому, что фонестемические пары стимулов воспринимаются как более тесно связанные по значению, чем пары в остальных категориях.

Чтобы проверить свое предположение, он применяет к предъявленным парам из всех категорий «латентный семантический анализ» (ЛСА). ЛСА представляет собой статистический метод, выявляющий сходства между словами или текстами на основании контекстов, в которых они появляются. Чем более сходны дистрибуции двух слов или текстов, тем более семантически похожими они оцениваются. Испытуемым было предложено оценить степень сходства между предъявляемыми парами по шкале от -1 до 1. Таким образом, в частности, пара glitter и glow получила ЛСА-оценку 0.27 (в чем-то сходны), тогда как пара barn и frill получила оценку 0 (нет ни особого сходства, ни особого расхождения). В результате значения категорий «форма» и «основание» оказались близки нулю, а категорий «псевдофонестема», «фонестема» и «значение» минимум в 2 раза выше. Иными словами, с семантической точки зрения, фонестемы примыкают к псевдофонестемам и словам со сходными значениями, но с различными формами, причем от последних они отличаются незначительно.

Сравнивая результаты своего эксперимента с полученными ранее результатами морфологического прайминга и отмечая между ними явные сходные тенденции, Б.Берген заключает, что в ментальном механизме речепроизводства фонестемы обладают тем же статусом, что и канонические морфемы.

Приведенные тенденции психолингвистического подхода к фонестемам не исчерпывают круга возможных вопросов в этой области. Так, исследованию подвергаются преимущественно начальные звуки и звукосочетания, тогда как конечные – рифмы – ждут своего экспериментального изучения. Требуется и дальнейший поиск новых методик, в том числе нейропсихолингвистических. Актуальной остается и проблема межъязыковых фоносемантических универсалий в свете языковой концептуализации действительности.