События первой империалистической войны, невиданный, поистине мировой масштаб всеобщего страдания сделали для М. проблему "вой-< ны и мира" частью проблемы "человек и вселенная". Человек, мыслящий и чувствующий в масштабах вселенной, и вселенная, сопереживающая каждому движению сердца человека,-- таков характер поэтического преломления М. традиционной проблематики личности и среды, вобравший в себя высочайшее духовное стремление человечества к обретению своей подлинной, "природной" сути, своего истинного места и предназначения в мироздании. Уже в первых стихотворения* М. о войне определился характерный для всего его последующего творчества ракурс планеты-организма. В поэме "Война и мир" все сущее -- живые соучастники "кровавых игр", где государства -- гладиаторы, земля -- арена, вселенная -- зритель. И вновь оптимистическую, как и в "Облаке",-- несмотря ни на что -- тональность "Войны и мира" определяет ощущение исконно-братского состояния мира, объединяющего человечество для больших и гуманных целей. По воспоминаниям современников, М. испытывал в эти годы сильное влияние идей русского мыслителя Н. Федорова, предвещавшего начало космической эры, "восстановление родства" земли и космоса. Предчувствие грядущих революционных потрясений вселяло уверенность в скором осуществлении этих предсказаний, и хотя картина, нарисованная поэтом в IV части поэмы, явно идиллична, М. верно предугадал генеральную линию мирового развития, неуклонно влекущую человечество к гармоничной целостности бытия. Моральный образ будущего, существующий в психологии поэта, обусловил его уверенность в том, что человек "свободный, / ору о ком я, / ...придет он, / верьте мне, / верьте!". Это пророчество, уверенно звучащее в заключительных строках "Войны и мира", сталкивается с, казалось бы, прямо противоположной концепцией поэмы "Человек", над которой М. работал накануне падения самодержавия, в 1916 -- нач. 1917 г. Поэма эта обозначила своеобразный предел мировоззренческой эволюции раннего М., глубоко неудовлетворенного буржуазным характером Февральской революции. Человек -- "свободный", "настоящий", предсказываемый в дооктябрьском творчестве М., приходит на Землю, но она, "окаянная", "логово банкиров, вельможей и дожей", оковывает его, противопоставляя "океану любви" "золотоворот" денег. Страстно сопротивляющийся и страдающий герой поэмы оказывается не в состоянии изменить законы бытия: "Встрясывают революции царств тельца, / меняет погонщиков человечий табун, / но тебя, / некоронованного сердец владельца, / ни один не трогает бунт!" Неразрешим мое в границах буржуазного строя противоречие между духовной свободой, неотделимой от сущности человека, и его порабощенностью в реальной действительности, породило специфическую мифологизацию идейно-художественной концепции "Человека". Помещая лирического героя поэмы -- Маяковского -- в центр евангельской легенды, поэт трансформирует религиозную теоцентрическую модель мира в антропоцентрическую и философски обобщает историю всего-человечества. В самом конце поэмы строки, характерно озаглавленные "Последнее", пронизаны: ощущением неизбежного, близкого краха старого" мира. Человек вновь, как и в "Облаке в штанах", выходит на просторы вселенной, откуда ясно видно, что "Тысячью церквей / подо мной / затянул и тянет мир: / "Со святыми упокой!".;